/Театр - в голове, бордель - в подсознании./Улыбайся, как будто не знаешь, что такое боль. ©/
Пишет [Рыж]:
Вот на эту картину:
08.07.2011 в 15:12
Рыжая* , твоё:
Он всегда рисовал эту картину. Все свое время.
Жизнь – не совсем то слово, но оно подходит для того, чтобы описать срок. Всю свою жизнь и даже больше, он рисовал и рисовал эту картину.
Холст стоял перед ним, шершавый, покрытый толстым слоем маслянистой краски. Краска глянцево блестела в сочном свете дрожащих свечей, и тогда осенние листья начинали трепетать от невидимого ветра.
Он сидел перед своей картиной и терпеливо ее рисовал. Опять.
Он отточенным, четким движением оставлял квадратные мазки краски, которые тут же подхватывались ветром и становились листьями дерева. Он проводил скупые линии более светлой краской, создавая влагу, лужи. Зеркала на земле.
Великолепная осенняя аллея, во всей своей яркой, пестрой красоте.
Глянец и насыщенность. Сама жизнь.
По мокрой асфальтовой дорожке (когда-то давно-давно эта дорожка была просто вытоптанной землей. Это уже потом люди придумали выкладывать тропу булыжником, а потом и стелить асфальтом. Ему тоже пришлось приноровиться под ход истории) шли двое. Он придирчиво смотрит на их нарисованные спины и сверяется с фотографией. Вроде, все правильно – телосложение, одежда, волосы.
У девушки волосы такого же цвета, как листва деревьев, шуршащих над ее головой, и художнику это нравится – не приходится лишний раз мыть кисть.
На мужчине белый шарф, и художник рисует его лужей, так же, не смывая кисточку. Эти люди идут, так тесно прижавшись друг к другу, что их тела почти слились в одно. И это тоже кажется художнику удачным. Ему нравится эта парочка.
Пока художник любуется ими, картина неуловимо меняется. Мужчина уводит свою рыжеволосую спутницу вперед, на надвигающуюся зиму. Там впереди все дымчато-белое.
Художник мотает головой и снова берется за кисть. Быстро, уверенно – зарисовывает иней на листьях деревьев, делая их снова огненно-красными, пока зима не двинулась дальше.
Зима должна жить в самом конце, зима не должна разрастаться.
Он постоянно рисует свою картину, делая осень вечной.
Не позволяя осенней аллее высохнуть и потерять свои краски.
Приглянувшаяся художнику парочка как-то очень быстро шагает вперед, к зиме. Художник не печалится, он просто думает, что они могли бы идти помедленней, любуясь его прекрасными деревьями и фонарями.
Скоро парочка дойдет до горизонта, там где зима, и станет не видно ни белого шарфа мужчины, ни рыжих волос девушки. Они станут теми призрачными фигурами, что сейчас еле-еле видны вдали.
Художник не печалится за парочку. У него лежит огромная пачка фотографий тех, кого ему еще придется нарисовать идущими по этой аллее, у него еще целая зима, которая так и норовит поглотить осень. У него много работы, так что за парочку он не печалится.
В конце концов, им повезло. Не многие совершают такую прогулку в компании.
Многие уходят в одиночестве.
URL комментарияОн всегда рисовал эту картину. Все свое время.
Жизнь – не совсем то слово, но оно подходит для того, чтобы описать срок. Всю свою жизнь и даже больше, он рисовал и рисовал эту картину.
Холст стоял перед ним, шершавый, покрытый толстым слоем маслянистой краски. Краска глянцево блестела в сочном свете дрожащих свечей, и тогда осенние листья начинали трепетать от невидимого ветра.
Он сидел перед своей картиной и терпеливо ее рисовал. Опять.
Он отточенным, четким движением оставлял квадратные мазки краски, которые тут же подхватывались ветром и становились листьями дерева. Он проводил скупые линии более светлой краской, создавая влагу, лужи. Зеркала на земле.
Великолепная осенняя аллея, во всей своей яркой, пестрой красоте.
Глянец и насыщенность. Сама жизнь.
По мокрой асфальтовой дорожке (когда-то давно-давно эта дорожка была просто вытоптанной землей. Это уже потом люди придумали выкладывать тропу булыжником, а потом и стелить асфальтом. Ему тоже пришлось приноровиться под ход истории) шли двое. Он придирчиво смотрит на их нарисованные спины и сверяется с фотографией. Вроде, все правильно – телосложение, одежда, волосы.
У девушки волосы такого же цвета, как листва деревьев, шуршащих над ее головой, и художнику это нравится – не приходится лишний раз мыть кисть.
На мужчине белый шарф, и художник рисует его лужей, так же, не смывая кисточку. Эти люди идут, так тесно прижавшись друг к другу, что их тела почти слились в одно. И это тоже кажется художнику удачным. Ему нравится эта парочка.
Пока художник любуется ими, картина неуловимо меняется. Мужчина уводит свою рыжеволосую спутницу вперед, на надвигающуюся зиму. Там впереди все дымчато-белое.
Художник мотает головой и снова берется за кисть. Быстро, уверенно – зарисовывает иней на листьях деревьев, делая их снова огненно-красными, пока зима не двинулась дальше.
Зима должна жить в самом конце, зима не должна разрастаться.
Он постоянно рисует свою картину, делая осень вечной.
Не позволяя осенней аллее высохнуть и потерять свои краски.
Приглянувшаяся художнику парочка как-то очень быстро шагает вперед, к зиме. Художник не печалится, он просто думает, что они могли бы идти помедленней, любуясь его прекрасными деревьями и фонарями.
Скоро парочка дойдет до горизонта, там где зима, и станет не видно ни белого шарфа мужчины, ни рыжих волос девушки. Они станут теми призрачными фигурами, что сейчас еле-еле видны вдали.
Художник не печалится за парочку. У него лежит огромная пачка фотографий тех, кого ему еще придется нарисовать идущими по этой аллее, у него еще целая зима, которая так и норовит поглотить осень. У него много работы, так что за парочку он не печалится.
В конце концов, им повезло. Не многие совершают такую прогулку в компании.
Многие уходят в одиночестве.
Вот на эту картину:
-
-
08.07.2011 в 16:19-
-
08.07.2011 в 16:58-
-
08.07.2011 в 17:01-
-
08.07.2011 в 17:14